За поемами Улыбыша Кружат облачные вентери. Закурилася ковыльница Подкопытною танагою.
Ой, не зымь лузга-заманница Запоршила переточины, - Подымались злы татаровья На Зарайскую сторонушку.
Не ждала Рязань, не чуяла А и той разбойной допоти, Под фатой варяжьей засынькой Коротала ночку темную.
Не совиный ух защурился, И не волчья пасть оскалилась, - То Батый с холма Чурилкова Показал орде на зарево.
Как взглянули звезды-ласточки, Загадали думу-полымя: Чтой-то Русь захолынулася, Аль не слышит лязгу бранного?
Щебетнули звезды месяцу: "Ой ты, желтое ягнятище! Ты не мни траву небесную, Перестань бодаться с тучами.
Подыми-ка глазы-уголья На рязанскую сторонушку Да позарься в кутомарине, Что там движется-колышется?"
Как взглянул тут месяц с привязи, А ин жвачка зубы вытерпла, Поперхнулся с перепужины И на землю кровью кашлянул.
Ой, текут кровя сугорами, Стонут пасишные пажити, Разыгрались злы татаровья, Кровь полониками черпают.
Впереди сам хан на выпячи, На коне сидит улыбисто И жует, слюнявя бороду, Кус подохлой кобылятины.
Говорит он псиным голосом: "Ой ли, титники братанове, Не пора ль нам с пира-пображни Настремнить коней в Московию?"
От Олышан до Швивой Заводи Знают песни про Евпатия. Их поют от белой вызнати До холопного сермяжника.
Хоть и много песен сложено, Да ни слову не уважено, Не сочесть похвал той удали, Не ославить смелой доблести.
Вились кудри у Евпатия, В три ряда на плечи падали. За гленищем ножик сеченый Подпирал колено белое.
Как держал он кузню-крыницу, Лошадей ковал да бражничал, Да пешневые угорины Двумя пальцами вытягивал.
Много лонешнего смолота В закромах его затулено. Не один рукав молодушек, Утираясь, продырявился.
Да не любы, вишь, удалому Эти всхлипы серых журушек, А мила ему зазнобушка, Что ль рязанская сторонушка.
Ой, не совы плачут полночью, - За Коломной бабы хныкают, В хомутах и наколодниках Повели мужей татаровья.
Свищут потные погонщики, Подгоняют полонянников, По пыжну путю-дороженьке Ставят вехами головушки.
Соходилися боярове, Суд рядили, споры ладили, Как смутить им силу вражию, Соблюсти им Русь кондовую.
Снаряжали побегушника, Уручали светлой грамотой: "Ты беги, зови детинушку На усуду свет Евпатия".
Ой, не колоб в поле катится На позыв колдуньи с Шехмина, - Проскакал ездок на Пилево, Да назад опять ворочает.
На полях рязанских светится Березняк при блеске месяца, Освещая путь-дороженьку От Олышан до Швивой Заводи.
Прискакал ездок к Евпатию, Вынул вязевую грамоту: "Ой ты, лазушновый баторе, Выручай ты Русь от лихости!"
У Палаги-шинкачерихи На меду вино развожено, Кумачовые кумашницы Душниками занавешены.
Соходилися товарищи Свет хороброго Евпатия, Над сивухой думы думали, Запивали думы брагою.
Говорил Евпатий бражникам: "Ой ли, други закадычные, Вы не пейте зелена вина, Не губите сметку русскую.
Зелено вино - мыслям пагуба, Телесам оно - что коса траве, Налетят на вас злые вороги И развеют вас по соломинке!"
Не заря течет за Коломною, Не пожар стоит над путиною - Бьются соколы-дружинники, Налетая на татаровье.
Всколыхнулось сердце Батыя: Что случилось там, приключилося? Не рязанцы ль встали мертвые На побоище кроволитное?
А рязанцам стать - Только спьяну спать; Не в бою бы быть, А в снопах лежать.
Скачет хан на бела батыря, С губ бежит слюна капучая. И не меч Евпатий вытянул, А свеча в руках затеплилась.
Не березки-белоличушки Из-под гоноби подрублены - Полегли соколья-дружники Под татарскими насечками.
Возговорит лютый ханище: "Ой ли, черти, куролесники. Отешите череп батыря Что ль на чашу на сивушную".
Уж он пьет не пьет, курвяжится Оглянется да понюхает - "А всего ты, сила русская, На тыновье загодилася". |